Крестовский, Елагин, Петровский. Острова Невской д - Страница 11

Часть акватории Малой Невки со стороны Петровского острова до островка, расположенного на середине реки, сдавалась для закола в аренду, а на другой стороне реки со стороны Крестовского острова такой же рыбный промысел организовывал граф Разумовский. С одной лишь разницей: Разумовский, как законный владелец Крестовского острова никаких денег в городскую казну не платил, в то время как арендаторы на Петровском острове платили изрядные суммы.

Кроме закола, в западной оконечности Петровского острова, там, где ныне находится яхт-клуб, на песчаных отмелях располагались тони. Для тони обычно находили неглубокое песчаное место, где закидывали невод. Рыбачили на одном месте из года в год, тут же сооружали плот, на котором устраивался рыбачий домик, тут же сортировалась добыча. На тонях ловился преимущественно лосось, но в великом множестве попадалась и «посторонка», то есть дешёвая рыба: лещ, щука… От неё рыбаки избавлялись, продавая за копейки ведрами, а иногда за 20–30 коп. предлагали такое количество, какое покупатель мог унести в руках.

На тонях

Любимой забавой петербуржцев стало забрасывание «сети на счастье». Желающий измерить полноту своего счастья платил 3–5 руб. рыбакам на тонях (сумма варьировалась в зависимости от сезона), те забрасывали сеть, и весь улов, кроме особо деликатесной рыбы (осетра и стерляди), отдавался заказчику. Если сеть была полная, то, во-первых, уплаченная сумма оправдывалась, а во-вторых, счастья, согласно поверью, было много….

Нешуточные битвы за счастье порыбачить на Петровском острове разгорались и среди арендаторов. Так, 30 июля 1800 г. сам петербургский военный губернатор граф фон Пален разбирал конфликтное дело между купцом 3-й гильдии Михеем Бабуриным и действительным статским советником Николаем Чихачёвым. Они никак не могли поделить место для рыбной ловли на Малой Невке. Вероятно, высокий ежегодный улов заставил обоих претендовать на Петровские тони, поскольку ни для того, ни для другого рыболовство не было основным видом занятия. Михей Фёдорович Бабурин владел на Выборгской стороне уксусным заводом (вплоть до 1952 г. нынешняя улица Смолячкова именовалась в честь него Бабуриным переулком), а Николай Матвеевич Чихачев был и вовсе знатного рода. Он служил в царствование Екатерины II в звании бригадира, был советником у директора Академии наук княгини Е.Р. Дашковой. В Петербурге имел собственный дом, а в Псковской губернии – 12 деревень. Возможно, по причине спора знатной особы с купцом и вёл разбирательство сам петербургский военный губернатор. В ходе разбирательства оказалось, что всему виной чиновничья ошибка: и тот и другой получили «билет» на одно и то же место рыбалки, только Чихачёв – в 1896 г., а Бабурин – в 1898 г. Пришлось властям искать дополнительное место для ловли.

Содержание тони на Петровском острове арендатором обходилось недешево – 350–400 руб. в год. Для сопоставления: за 150–200 руб. у Вольного экономического общества можно было на год снять двухэтажный дом на восемь комнат. Однако, несмотря на высокую арендную плату, уловы быстро покрывали все расходы арендаторов, принося в некоторые годы сверхприбыли.

За что боролись?

Так и хочется спросить, за что же боролись Чихачёв и Бабурин? Какая рыба ловилась на тонях, и шире – какая рыба была самой любимой у горожан? Ответить на этот вопрос довольно просто: предпочтения в разных слоях общества имелись разные – кто-то и вовсе обходился дешёвым лещом и щукой – однако невского лосося уважали все. Как раз на Петровских тонях его и ловили в больших количествах. За один заброс сети попадалось иногда по 3–4 лосося. Вес в 5-10 кг считался обычным, но бывали особи и за 30 кг.

Газеты пестрили сообщениями – вероятно, несколько преувеличенными – о том, как огромный лосось утащил рыбака вместе с удилищем в воду и утопил его. Если же на тонях действительно попадались подобные особи, их прямо в сети убивали колотушкой.

Петроградский старожил В. Максимов писал в сборнике о петербургской жизни, что на тонях в Малой Невке как-то попался осётр весом в 6,5 пудов (104 кг); ему продырявили нос, продели веревку и, по требованию зевак, за деньги вытаскивали на бревна для демонстрации. Зрители сочувствовали осетру, даже предлагали «выкупить ему волю», то есть за солидное вознаграждение отпустить рыбу. Расчувствоваться их заставляло то свойство осетра, что при выемке его из воды он обычно издавал тихие звуки, наподобие плача ребенка. «„Нем как рыбы“, – выражение не для осетра, – говорили зеваки».

Вытаскивая сети, рыбаки сразу отделяли «посторонку» от благородной рыбы; первую сбыть было непросто, но на «благородную» и особенно лосося спрос постоянно рос. Его покупали и рестораны, и магазины, и уличные торговцы. Выгоднее всего рыбу покупали в местах ловли, в частности на Островах – на Петровских и Крестовских тонях, а также в рыбной бирже. Цены на живую рыбу тут держались низкие: лососина 18–20 коп. за фунт (приблизительно 400 г), осетрина по 25–30 коп. за фунт; сиг стоил 20–30 коп. за штуку. Выше цены были у разносчиков рыбы, они носили её в кадках со льдом по всему городу, и хозяйки могли не беспокоиться о том, что к обеду не будет судака, осетра или леща. Разносчиками работали в основном молодые парни и девицы из крестьян, ибо труд этот требовал выносливости.

Как и в Кронштадте, много на Петровском острове ловилось корюшки. В мае на улицах можно было услышать такой диалог хозяек:

– Ах ты, батюшки, наконец-то корюшка подешевела. Я сегодня четверть пуда купила, и пожарить, и замариновать.